Виолетта Баша

КРАЙ

БЕЗЫМЯННЫХ

           МОГИЛ

 

© «Литературная газета», 2000

 

 

 В нашей многовековой истории не найдется и ста лет без войн - локальных и мировых, справедливых и не совсем, гражданских и войн со своим народом. Мы живем на костях. Ни в одной  стране мира нет такого количества безымянных могил.

  По официальным данным последняя мировая война уходящего  столетья унесла не менее 20 миллионов наших соотечественников. Теперь говорят о 40 миллионах. Что может быть страшнее похоронки? Только «пропавший без вести». Ни в одной стране мира государство не присылает бумагу, в которой оно, это самое государство сообщает, что ваш близкий, родной человек, ушедший защищать это государство, «пропал без вести». И веришь, веришь что он жив, что вернется. Но проходят годы, а он не возвращается. Недоверчиво косятся соседи. Помните, какие времена были? «Предателей» искали! Говорят, живет где-нибудь на Западе. А  «перебежчик»  полвека гниет в торфяниках под Питером.

Сколько их? Не меньше, чем официально погибших! Не меньше 20 миллионов. Каждый год поисковые группы поднимают 14-15 тысяч человек. И хватит еще на столетие.

 Этим ребятам сейчас  под тридцать. Им было девятнадцать, когда их послали в Афганистан.  Многие вернулись калеками, многие - оставив здоровье. Оставив там 14, 5 тысяч ребят навечно. Им было девятнадцать, когда их послали на чужую землю. Как и тем, чьими костями  полвека в девять ярусов выложены болота и леса России. Пройдя горькими дорогами Афгана, они вернулись, чтобы найти свое место в этой жизни и решили - «Надо жить!», так и назвали свой поисковый отряд.  Профессия солдат - убивать,  делать трупы. Обязанность государства - хоронить воинов. Только в России солдаты  хоронят солдат.  Через поколение. Внуки - дедов…

 

                                        

                                                 

                                                       Мечта о небе

 

 

   Я проехала, пролетела пол Европы. Помню испанское сорокаградусное терракотовое лето, и нежно розовую в весеннем цвету Австрию, и напевную - жемчужной ниточкой дороги между небом и морем - итальянскую осень. Каждый раз пересекая в воздухе границу - ударом, шоком -  ощущала в небе - вот он, вот он  пошел! - горький, холодный воздух России.

 

   Дима Андрианов с детства живет с мечтой о небе. Почему эта мечта мальчишки семидесятых стала мечтой о службе в ВДВ? «Я рвался с детства в воздушно-десантные войска», - говорит Дима. Какой мальчишка не играет в войну? Стать десантником  - об этом думали дети холодной войны, эпохи Ядерного Противостояния! Перед службой в армии Дима получил третий разряд по парашютному спорту. В мае 1986 года попал в учебное подразделение в Чирчик. Отучился там полгода и 4 ноября был отправлен в Афганистан. Самолетом в  Кандагар, дальше вертолетом на базу в Лашкаргах. Отправлен уничтожать караваны, захватывать пленных, оружие, наркотики, проникающих с территории Ирана и Пакистана. «Воевать приходилось со всем населением! - рассказывает Дима. - С детьми! Двенадцатилетние мальчишки, которые-то весили меньше, чем крупнокалиберный пулемет, прекрасно стреляли навскидку. Когда с нами в группе не было «особистов», мы старались щадить мирное население. Однажды уничтожили караван. Кто же знал, что там окажутся две женщины, дети и старики?! Впрочем, не всегда такие караваны были мирными».

 

 

                                                

 

                                  Право убивать…

                                                          

                                    «Не убий»

                                              Библия

 

   К девятнадцати годам у человека за плечами только детство.  Впереди - выбор Пути.  Или нет выбора. Нет, когда тебя посылают на войну. Воинский долг - это долг, и выполнять его можно по разному. В экстремальной ситуации решать приходится один на один. Ведь кто бы ни был рядом, со смертью ты всегда один на один. Это тяжкий груз - Право убивать, которое дается человеку девятнадцати лет. А за плечами  - только детство. И выбор - убить или быть убитым.

 

    В крупной операции была задействована Шинданская дивизия и три батальона спецназа. «Духи» взорвали электростанцию в провинции Гельмент. Руководил этой операцией Мулан Насим. В его отряде было 10 тысяч человек.  Подразделение получило задание по выбиванию этой группировки из провинции. «ДШБ и пехота гнали на нас «духов», - рассказывает Дима. - Задача спецназа была «гасить» их на месте.  Параллельно с установлением блоков мы выполняли задачу по прочесыванию кишлаков. Операция была рассчитана на 25 дней. Прошла первая декада. А до приказа оставалось 50 дней»…

 

 

                       

                                         50 дней до приказа

 

 

С утра группа в составе 27 человек выдвинулась на трех БТРах. На подступах к кишлаку группа нарвалась на засаду. Проезжали мимо кладбища. Первый залп гранатомета попал по Диминой машине. Она загорелась. Все спрыгнули, благо, сидели на броне. Пока обошлось без потерь. Пока…

  Двойной комплект десантников оказался во второй машине. Только начали разворачиваться, как вторым залпом подбили второй БТР. Погиб башенный пулеметчик, а одна из гранат попала к люк. Последний, кто там оставался, был Андрей Голощапов. Все, что находилось в машине, - огнеметы, гранатометы, тротил - сдетонировало. Оторвало башню. Когда все закончилось, от Андрея нашли только кусок голени. В выскакивающего снайпера попал содержащий фосфор снаряд. Живым факелом он сгорел прямо на подножке БТР. В тот момент, когда оторвало башню, Дима вытаскивал из БТР людей. Из люка как из паяльной лампы вырывался сноп огня. Обожгло лицо, глаза спасли только специальные очки. Прострелило руку, ногу, ягодицу. В запасе у Димы была граната. Кидать ее пришлось лежа, а разлет у нее - 200 метров! Один из осколков попал во вторую ногу. В этом бою убили пятерых ребят, остальные все были ранены. Когда патроны кончились, Дима приготовил последнюю гранату, разогнул усы. Может быть, и для себя…

 

 

 

                            Живем только дважды

 

 

Они не ждали помощи, когда все-таки прилетели самолеты и подошел танк.

«Вытащили с того света» , - говорит Дима. Перед тем, как засунуть в вертолет, вкололи пирамидол и он потерял сознание. Хорошо, что в тот первый вертолет его не взяли. Вертолет был вынужден взлетать не вертикально, как ему положено, а разгоняться как самолет.  При разгоне его колесо попало в яму, он сделал крен, винтом задев за бархан, от перегрузки перевернулся и взорвался. В живых из этого вертолета остался только один человек. Между жизнью и смертью Дима находился три недели. Три недели в реанимации, три недели без сознания. Очнулся на 22 день, когда из Кандагара его перевезли уже в Кабул. Там ему еще умудрились желтуху занести при переливании крови.

  Долечивался уже в госпитале Питере. Позвонил оттуда маме в Москву: «Ничего, пустяк, перелом». Наутро мама сидела у его кровати…Узнала, что у сына нет ноги.

   Начиналась новая жизнь. Что ж, ведь живем мы только дважды…

 

                          

         

Надо жить

                      

 

Уходит  эпоха противостояния. А мечта о небе остается.  Вот она, в затяжном двухкилометровом прыжке навстречу бескрайней - до горизонта! - планете. Летит навстречу земле человек без одной ноги - той, что осталась в Афганистане. Летит, счастливый! А потом - уходит с отрядом в леса, с палочкой или на костыле, утопая по колено в болотах, весной и осенью, не год и не два. Уходит, чтобы вернуть мертвых из списка «без вести пропавших», вернуть пусть одного из тысячи, а тех, чьи медальоны стерлись - хотя бы захоронить.

  Афганистан покалечил многих. Кого-то бросил в переходы метро. Дима пережил клиническую смерть и остался без ноги. Он - командир поискового отряда.  За ним идут люди, делают тяжелую работу, тяжелую не только физически. Долго власти поисковиков не принимали, хорошо - преследовать перестали. Каждый год 10-15 поисковиков подрывается на минах и снарядах той войны. У Димы 30-35 человек, отряд. Называется он - «Надо жить»! Точнее не скажешь…

 

 

                                                                         Запретная тема

 

 

 

    Пройдя путями войны, увидев мир, приобретя страшный опыт, люди изменились. И стали задумываться над вопросами. Один из них - масштаб неучтенных потерь, количество «без вести пропавших». 20 миллионов - такие потери не скроешь, не утаишь. Поисковые отряды, появившиеся сразу после войны, были под запретом. Многие, пытавшиеся в буквальном смысле докопаться до правды, были осуждены. Правду им пришлось постигать в лагерях.

 

 

   Впервые официально поисковое движение было разрешено в конце 50-х. Но и тогда это было проблематично. Открыто поиском могли заниматься только школьники, красные следопыты. При этом основной упор делался  на встречи с ветеранами, создание музеев, выезд на место боев. Массовых раскопок не велось. Власти держали информацию под запретом. По существу тема по прежнему оставалась закрытой. 

  Возможно, власти не хотели, чтобы страна знала, сколько людей погибло. При раскопках могло обнаружиться и кое-что другое. Или поднять оружие.  Раскопки дают удивительную информацию о нашей новейшей истории. Смотрю любительский фильм.  Вот гильзы, чекушки штрафные бутылочки с водкой. Это у наших…У немцев  всего масса - и одеколон, и баночки духов, вазелин, даже , извините, пре­зервативы. Разные армии, разный быт, разное снабжение. Задумаешься…Вот опять наше захоронение -  трехлинейки и бутылки из-под водки. И все! Хорошо, если найдется  солдатская книжка, медальон, что крайне редко. Если каждый десятый будет с медальоном - это ура! Трехлинейки стабильно находятся. Автоматическое оружие и пистолеты были собраны сразу после войны. Винтовки никто не брал и они валяются до сих пор. Полно гранат. Мин невероятное количество и наших, и немецких  - вперемежку. Ведь и  мы пользовались и трофейным оружием, и немцы любили наши сорокопятки (сорокапятимилли-метровые пушки). Кстати, все происходящие подрывы в лесу в основном идут на сорокопятках. Снаряд со временем автоматически становится на боевой взвод и может взо­рваться просто из-за перемены положения.

  Есть еще одна причина секретности - при раскопках обнаруживаются разные захоронения - и пленных, и госпитальные, и захоронения в результаты «дея-тельности» НКВД. Кроме того, в то время официальное мероприятие, каким должно было стать поисковое движение, должно было финансироваться из бюджета. Денег на это не было. В условиях противостояния  деньги шли на оборону. Началась перестройка, а отношение к проблеме не изменилось. В стране шел кризис за кризисом, и о деньгах на поиск просто не было и речи - нечем было кормить живых. Только в 1995 году, когда отрядов было уже достаточно много ( только в московских отрядах, в составе военно-патриотического поисковое объ­единение «Столица» - 24 отряда, в общей сложности около 900 человек) и поиск давал серьезные результаты, были организованы картотеки погибших, стали не единичными случаи опознания «без вести пропавших» и находились родственники, движение наконец было легализовано и пошли очень скромные деньги из бюджета, больше половины из которых было разворовано.

Какие-то деньги отряду Андрианова выделял  замоскворецкий район. Многое дали личные связи.  Один сослуживец Димы имеет фирму, он помогал 2-3 раза, другой в банке работает. Люди буквально свои средства из кармана вынимают. Скидываются. Дима собирал отряд перед каждым выездом, символически сбрасыва­лись на тушенку и на бензин. Администрация  технику никогда не давала . Помогали люди, хотя, конечно, были проблемы с запчастями, с топливом.

А еще гробы нужны. Много гробов. Если деньги набирались, их заказывали. Если  нет, бывало, что и  доски  таскали, чтобы сами гробы сделать, где-то на стройках или из заборов выламывали. Гроб он и на гроб-то не всегда похож. Из фанеры ящик. В этом году приходилось хоронить и в гробах, и в полиэтиленовых мешках и вообще без мешков. Когда даже  на мешки денег не хватило.

 

 

                

          На Руси хоронят всем миром…

 

 

  В 1994 году Дима Андрианов  выступил по Радио России с обращением, кто чем может помочь. От­кликнулись  два брата из Загорска, Девяткины- руко­водители автобусной базы. Один из них «афганец», офицер. Купили ГТС за свои деньги. «Теперь они - наши друзья», - говорит Дима. Так появился у ребят бронетранспортер на гусеницах. А как без него по болотам и бурелому?

При расшифровки медальонов помогает ФСБ, делает экспертизу в лаборатории ФСБ г. Москвы и Московской области. Впрочем, нахождение медальонов - это большая удача и большая редкость. Большинство из них не читается, «каша», как называют это поисковики. Когда удается подсобрать денег - хоронят в гробах. Стараются по совести, это значит со священником. Чтобы тело в землю, а душа к Богу. На гробы денег найти не всегда удается. Бывает, сколачивают их из чего придется, хоть из досок старых заборов. А бывает - и без гробов хоронят. На похоронах -люди из ближайших сел. А села бывают - три старухи да два пьяницы. Много на Руси таких, вымерших деревень. И детишки…которые-то и сгущенку впервые видят.  А когда родня своего воина находит и похоронить приезжает - это большая удача. Разное бывает, слезы - а как же без них! Вот и свиделись…

                          

 «Голубая дивизия»

         или

                        

 Смерть одна для всех

 

 

Последняя поездка состоялась в сентябре 1998 года  под Ленинград в Тосненский район. Подняли там около 120 бойцов.  3 медальона пока еще не расшифровали. Два прак­тически вообще нечитаемые. Каша. Один находится на расшифровке в ФСБ  В этих заповедных глухих лесах сражались в 1943 году  52 и 54 армии, стояли насмерть. Помогал москвичам загорский отряд «Поиск». До приезда отряда была проведена вахта,  ра­ботали 6-7 московских  отрядов. Они выкопали, но вынести чисто физически через болота и бурелом было нереально.  Группа Андрианова дорабатывала  места, вывозила кости. В этой поездке было 27-28 человек - сборная солянка из разных отрядов. Ла­герь разбили на старом месте, на поляне, на которой разбивали уже третий год. От­туда каждое утро совершали вылазки на броне. В день перевозили человек по тридцать-сорок.

  В одной яме  подняли около тридцати человек, они были голые - без об­мундирования, без ничего. Почему? Если это было лето, то раздевали войска из-за нехватки обмундирования. Если зима, то как правило, солдаты не раздевались, поскольку они дубели. Значит, если голых закапывали зимой, это могло быть госпитальное захоронение наших военнопленных, попавших к немцам или расстрелянные немцами деревни.

Бои шли напряженные - ежедневно менялись позиции. Наш блиндаж - через два метра - немецкий. Три года на этом месте шла война. Пересечение Ленинградского и Волховского фронтов. Говорят, там была испанская «Голубая дивизия» . Их только по кас­кам можно определить и пока еще до нее не добрались.  Доработали их места и  еще подняли новые ямы - либо воронки от авиабомбы, либо блиндажи, которые использовались в войну как временные захоронения, но так и оставались ими более пятидесяти лет.

  Хоронили не в Тосне, а в деревне Чудской бор, оттуда родом Селезнев. Там мать его живет. Администрация пошла навстречу и выделила  на кладбище место. За бутылочку самогона экскаватор подогнали. Хоронить пришлось без гробов -  в этот раз не было денег.  Просто стелили лапник, клали отдельно голову, ноги, руки и т.д. Батюшки в этот раз тоже не было. Там нет церкви вообще. Ни одной. Обычно ребята стараются, чтобы похороны были по-православному, с батюшкой. Сде­лали салют. Накрыли стол для местных. Пионеры прочитали сти­хи. «А население-то спившееся, деревня вымирает, - с горечью замечает Дима. - Дети курят и пьют лет с пяти-шести. Для них - это праздник, тусовка. Старики? Было пара ветеранов. Один за кладбищем следит. Один еще не спившийся. В основном все уже после войны туда переехали, свидетелей боев не было. А вот красивые красные гробы, что вы на снимке видели  - это в Ярцево под Смоленском».

 

 

                                    Голос из прошлого 

 

Много мин в земле русской. Уничтожили их около трехсот. «Дедушкиным способом» - в костер. Могут рвануть? Теоретически да. Но у нас  есть специалисты по этому делу. Наш  костяк - афганцы. Кроме того, когда мы начинали , с нами была молодежь, подростки.  Сейчас  самому младшему двадцать, только пришел с армии. Средний возраст в отряде - 25-26. Самому взрослому нашему «ветерану» - 53 года , это Митрофанов Борис Михайлович, начальник наградного отдела объеди­нения «Столица»,  потомственный князь!

 Самая интересная поездка была в Ярцево, Смоленскую область в конце августа- начале сентября 1998 года.  «Работали впервые, - вспоминает Дима. - Из нас туда раньше никто не ездил. Познакомились с вяземскими поисковиками. Они нас вывели на Яр­цево. Результат  - небольшой. Подняли 11 человек  - это  крайне мало для отряда. Но зато подняли одного и расшифровали медальон. Кожин Михаил Петрович, не офицер (или сержант или рядовой). Вечером часов в 11 когда уже стемнело, у костра было нас 13 человек. Вдруг метрах в 15-20 от лагеря загорается огонь. То ли фонарь, то ли сигарета? Смотрим, вроде все на месте. Все молчат. Я кричу : «Кто там?» Оттуда загробным голосом послыща­лось: «Никто». Мы всю ночь провели с топорами, с ножами. Никто по палаткам не разошелся. Раньше мы только слышали обо всех этих фантомах. Утром сле­дующего дня в том направлении, откуда ночью слышался голос и где мелькал огонек, нашли бойца с медальоном, который удалось прочитать. Видимо, это был фантом».

 

                            

  Тени страшной войны 

   

Разное случалось в поисковой жизни. Случаи эти передают от отряда к отряду.  Один раз под Новгородом стоял отряд «Витязь». Решили «витязи» сфотографировать горящий костер в ночи. Проявили пленку - вокруг костра сидят пять бойцов. В плащпалатках и без лиц. Фантомы. Ощущения ка­кие? Страх перед неизвестным. Ощущение непогребенных  душ рядом. Но ребята ко всему привыкают -  не первый год с непогребенными душами общаются. Интересно, сны-то какие им там снятся?  Чего только не  приходит в голову…

Смерть здесь дышит в затылок. Не только голосами и тенями прошлого. Иногда смерть оборачивается. Ее встречаешь в лицо. Опасное это дело - быть рядом со смертью. «У нас у отряде был один единственный подрыв в 1996 году под Ленинградом, в Тосненском районе, в районе  Макарьевского монастыря, - рассказывет Дима. - Рванув по неаккурат­ности, человек лишился половины лица, остался жив, но получил сильнейшую контузию. Каждый год с апреля по октябрь в одном этом районе рвется от 10 до 15 человек. В этом году под Кирешами взорвались два школьника 9 школьного поискового отряда.  Разметало их в радиусе 60 метров. В одном из военных училищ Питера среди поисковиков подорвалось 8 человек. Не все насмерть, но был групповой подрыв».

По словам опытных бойцов , ребята, как правило, «рвутся по дури». Кто нетрезв. Кто полез из интереса туда, куда не надо бы.

                             

 

Макарьевский монастырь

 

 

 Макарьевский монастырь. До революции он был действующий . После революции из него сделали психбольницу. Со всех окраин из всех монастырей и церквей согнали священослужителей и устроили «дурку». В 1942 году немцы всех там расстреляли и сделали в монастыре казарму. В конце 1943 года прилетели самолеты и монастырь разбомбили. Остался один фундамент. И могила настоятеля. За которой до сих пор кто-то ухаживает. Кто?! Когда пешком-то 15 километров болотами от ближайшего населенного пункта, в котором два деда и две бабки живут.

  Начинали копать от станции Погостье Ленинградской области. (Погостье - это Кировский район,  а Макарьевский монастырь - уже Тосненский район). Ребята восстановили могилу святого Макария, обложили ее камнями. Территория большая - 500 квадратных метров. А какого века могилка та - то никому неиз­вестно. Обращались в Святоданилов монастырь, но узнать ничего не удалось.  Оказывается, у нас Макарьевских монастырей много на Руси. Чуть дальше там  часовня. Ребята мост построили через ручеек. «Пусть память будет», - считают они. Места святые, такие, что острые на язык нецензурный мужики в момент притихли. И уходить не хотелось. Есть еще такие места на Руси. Абсолютно безлюдные. Где только Бог близок. …И кости в девять слоев. Русские кости.

 

                                          

  Умирающие села

 

 

 Как жизнь там? - спрашиваю.

«Молодежи уже нет. - отвечает Дима. - Та, что осталась, спивается и это видно. Никто не рабо­тает. Негде! Живут воровством. У кого воровать, если все голь перекатная? Так воруют-то кто мешок зерна, кто что. Есть эле­ватор…»

-Тоска?

 -Ужасная! В этот район ездим 6 лет. А работы там еще лет на 20 как минимум. Но без тех­ники там уже делать нечего. Те места, куда можно проехать просто без машины, уже все выбраны. Физически просто не донести.  В мешок влезает 2-3 человека. А мешки надо через болота тащить. Ребята нашли около 2 тысячи человек. В этих местах пересекались Ленинградский и Волховский фронт. Основные бои были  42-43 года.

Где-то в этих местах остались лежать мальчики из-под Курска, всем было по девятнадцать, призывалсь вместе, вместе и сражались, все из одного села. Название у него  - Орлянка как птица скорбная. Среди них мой дядя, которого мне не увидеть никогда…

                                      

                        Внук полицая

 

«Так что без техники  -ГТС-ков - никуда, - продолжает Дима.. На них приходится вброд переходить две речушки. Их не пере­плыть, не перейти. У одной - очень сильное течение. Выручает только броня».

 Весной и осенью проблемы разные.. Весной много воды -  не копаешь, а черпаешь.  Осенью все пересыхает - лето здесь очень сухое. Редкие электрички  отменяют - торф горит, подземный огонь идет,  рвутся мины и снаряды. К осени пересыхает все настолько, что то место, где черпаешь весной, приходится долбить. Глина становится как асфальт. С одной стороны весной легче, но с другой стороны проблематичней. Работают пока светло, до полной усталости.

«Эта та усталость, от которой испытываешь кайф!» - говорит Дима.

У многих из ребят в семьях есть погибшие, пропавшие без вести. У одного товарища из нашего отряда - Алексея Царева - дед  полицаем был  в карательном отряде и был повешен партизанами. А внук занимается поиском!

 

                

                  

 Встретились…

….через полвека

 

 

Весной прошлого года отряд работал в Вязьме.  Была огромная вахта, вся «Столица» практи­чески принимала участие - около 15 отрядов. Подняли 140 человек.  Одного родственника нашли в отряде Андрианова. Значилось -СПЕЦНАЗ ГРУ, боец-миномет­чик  Кулаков. Старший сержант, командир расчета миномета, его родственник, племянник служит в моей бригаде. Ему сорок с лишним . Посмотрел медальон - родственник  с Украины. Другую родню на похороны вызвали. На похоронах  племянник погибшего, тот, что  служит в поисковом отряде,  увидел сына погибшего, с которым не виделся лет тридцать, с самого детства. Всего тогда  нашли шестерых пропавших без вести. Программа «Вести» помогла - в одной съемочной группе оказался  сослуживец Димы. Сняли репортаж, на следующий день дали его в эфир и прямо на следующий день нашлась дочь одного из бойцов, живущая в Москве.

В Ярцево мы прочитали только один  медальон. Бойцу дали отдельный гроб, и этот гроб был подписан. Кожин Михаил Петрович. На похоронах оказалась женщина, бывшая  военным переводчиком в той войне, сейчас она - полковник в отставке.  Вызывал ее ярцевский совет ветеранов, потому что она здесь воевала. Она  увидела гроб и узнала этого человека , вместе с ним воевала. Она закричала: «Миша, Кожин!» Плакала. Кто мог знать, что будет такая встреча?

 

                     

    Памятник на костях

 

 

В октябре 1998 года отряд работал под Нарофоминском. Познакомились случайно с одной бабулькой, которая, будучи еще девчонкой, после боя около одной из деревень под Нарофоминском стаскивала с подругами бойцов в воронку. Осталась она одна-единственная живая. Показала ребятам эту воронку. Двадцать лет назад  администрация местная поставила там памятник. «Женщина-мать». Поставили памятник прямо на кости, не зная, кто там и сколько народу. С согласия  нарофоминского совета ветеранов  памятник пришлось снести. Вскрыли ямы.  Подняли 220 бойцов и шесть медальонов. Два прочитали сразу. Один - со Свердловска, один - с Талдома. В ближайшее время собираемся навестить без всяких запросов - так будет быстрее. Может быть, кто-то из родственников еще остался - адрес указан. Ведь запрос, когда пишутся бумаги в военкомат и идут  по всяким инстанциям - это целая история. Деревни, указанной в медальоне, уже может и не быть и запрос будет ходить годами!

Кроме военкоматов у поисковиков существует своя картотека.  Много тысяч людей. И по газетам печатали. Прототип солдатского медальона люди заполняли и отсылали на наш адрес. Существует еще подольский архив - крупнейший военный . Но от него толку мало, поскольку пока шли поисковые работы, данные не давали и можно копать на одном и том уже месте, не зная, что там уже все выкопано. Поисковые же архивы появились недавно, когда это все стало легально. Есть архив и у «Столицы», и у российского центра «Искатель» - на полтора миллиона солдат картотека. «У нас, - продолжает Дима, - почти на пятьсот человек архив, а  создан он был всего за 4 месяца!»

 

                                    

     

 

 Мальчишки

 

 

Эти ребята видели так много, что мне, на поколение старше их, они кажутся взрослее, старше, опытнее. Смотрю любительский фильм об одном из походов. Снимали для себя, в выражениях не стеснялись, иногда дурачились. Это - одна сторона. Другая - фанатичная тяжелая работа. «Мы - ненормальные», - вырвалось у одного их них. А может быть это мы ненормальные, время такое, общество? А они - идут не только за тем, чтобы, пройдя свою войну и  понимая что-то большее, отдохнуть от ненормальности нашего мира, прикоснуться к российской глубинке, к местам нехоженным. И прорывается в них что-то мальчишеское, почти детское, то, чего не зватает нашему сугубо меркантильному миру…   

 

«Один из товарищей наших взял собачку с собой, дворняжку, - продолжает Дима. -  Когда на поляне стали кости сортировать по мешкам, пес объелся мяса с костей - а как за ним уследишь? Отравился, бедолага, весь высох, рвало его непрерывно. В общем умирал. Ну мы ему  пасть-то и открыли да влили туда грамм 150 самогона. Оклемался, спасли ему жизнь. Дворняга, она же глупая псина. А вот когда водолаза с собой берем, эта псина умная, все понимает и мясо жрать с костей не будет».

  Так зачем все это? Только честно! - спрашиваю Диму, понимая, что лезу в душу.

-  Красивых слов говорить не буду. Честно? Однозначно никак не ответишь. Тут все. Во-первых  надо. Во-вторых, собираем. Потом - вырваться из этого ужасного города. Там - другая жизнь. Вырываешься - и нет этих проблем. Это - и общение с природой. А еще - интерес чисто мальчишичий. Детские игры - взрывы.

- Ты этим живешь?

- Да. Единственное - это не приносило никогда никакого дохода.

А Афган  вспоминаешь?

Из песен слов не выкинешь.

 

  Афганистан, что в памяти пулей навечно, и  прыжки двухкиометровые затяжные, когда  леденящий воздух хлещет в лицо, горький воздух Родины, и непролазные тосненские болота на костях русских - такие наши песни, такая у мальчишек жизнь - как песня…И добавить нечего.

 

 

 

                    



Hosted by uCoz