Материал
получил
Диплом
ДМИТРИЯ САБЛИНА
в номинации военная тематика
Второго
Международного Конкурса
"ЗОЛОТОЕ ПЕРО РУСИ"
Виолетта Баша
© «Литературная Россия»
Рубрика: Странная война
ДВЕ ЧЕЧЕНСКИХ …
Полковник Владимир Кочергин в Чечне был пять раз, из них 4 – в первую
чеченскую. От нее осталось одно чувство – государство их кинуло. «Нам не нужен
Ельцин, нам не нужен Грачев, нам не нужна эта война, - говорит он. - Нам не
нужны эти чеченцы с автоматами и с пулеметами. У нас возникло братство, потому
что все мы были как изгои». Вторая война – другая, освободительная. И
участвовали в ней другие силы – подготовленные, прошедшие все, имеющие опыт.
Вроде бы все нормально. Вроде бы…
Вроде бы наконец заговорили о войне. Вроде бы и честь воздали. Вот
только…
почему пьют эти видавшие многое мужчины?
По обе
стороны –
мальчики …
Мы судим о той войне по телехронике, по фильмам «Чистилище» и «Дикое поле» Невзорова. Война - не кино. Грозный в развалинах, горели
дома. Владимир и его товарищи ехали на бронетранспортере. На окраине города
увидели, как горит дом, а рядом, на коленях, бьется в истерике чеченка. В доме
остался ее сын. Владимир бросился в огонь. «Показывают фильмы. – Говорит он. –
Все дымит, а герой тащит кого-то через горящую комнату. Ничего подобного! Два
раза вдохнул – и готов». Ему почти удалось добраться до мальчика, но сознание
стало гаснуть, и он выбрался на улицу. Взял тряпку, чтобы через нее дышать и
пошел второй раз. Подхватил мальчугана, потащил. Отключился неподалеку от
двери. Товарищи сообразили, что что-то не так, и вытащили обоих. Как он был
счастлив, когда мальчик открыл глаза. «Чеченец или еще кто, но он человек!».
Заканчивалась очередная командировка в Чечню. Накануне отъезда Володю вызвал
начальник и попросил остаться. Сказал, что нужно поддержать ребят. Призывники,
вчерашние школьники попали в пекло. Он ездил к ним, пел песни под гитару, дарил
кассеты, и это для них было лучшей наградой. «Молодой солдатик уткнулся головой
мне в плечо, - рассказывает Володя, - может быть, ему плохо стало. «Чего ты, -
говорю, - Сашок?». А он мою кассету в руках держит, и
у него - полные слез глаза».
Они не плачут, когда взрывом разрывает на куски товарища. Слезы приходят, когда
остаешься наедине с собой, или когда уткнешься старшему другу в плечо после
песни, слова которой - точные, как выстрел снайпера в сердце.
Нам
не
нужен был
Ельцин
«Первая война - странная, - рассказывает Володя. - Она была никому не нужна.
Когда мы это поняли, были возмущены, нас это сплачивало. Мы отдалились от
государства. Государство свое делает, а мы свое, мы с народом. Нам не нужен
Ельцин, Грачев, эта война, эти чеченцы с пулеметами. Мы были изгои. Смотришь
телевизор, там песни поют, танцуют. Страна пирует. А ты в окопе. И видишь, как
одного пронесли, другого. В первой войне боевое братство чувствовалось намного
больше. Во-первых, нам почти ничего не платили. Боевых не было, просто три
оклада. Что это такое? Да ничего. Офицерские командировочные – 55 рублей в
день. Там не чувствуешь этого. Понимаешь, когда возвращаешься. Мы все в таком
положении. Мало того, что нас обидело государство. Погибали лучшие друзья. На
войне свои законы. Нехорошего человека быстро раскусывали. Он возвращается озлобленным. Нормальный и там нормально себя проявит, и,
вернувшись, будет душевнее относиться к людям. Тяга к жизни появится. Война
конечно обламывает. Мы то взрослые мужики, офицеры, подготовленные, закаленные.
Я уже и мать похоронил, и что-то в жизни потерял. А вот молоденькие солдатики –
это беда. Приходят с одной деревни. И не понимают, что происходит и за что их
так. У них «крыша едет». Им нужна реабилитация. Нужно по возращению нормальную
работу найти. Ничего тогда не делалось. Я в 95 году по радио об этом криком
кричал».
Криком кричали и его песни:
Господи, как же так? Разделяешь ты участь людей.
Кто-то ходит, одетый во фрак, кто-то вымазан кровью с землей.
Тогда их не услышали.
Как докричаться до спящей страны? Друг Владимира полковник Романов взялся
помочь. Но судьба распорядилась иначе. В 95 году в тоннели на площади Минутка в
Грозном взрывом его ранило, с тех пор он в коме. «Помните капитана Кольцова из
фильма «Адъютант его Превосходительства»? – Рассказывает Владимир. - Это – про
Романова. Прекрасный человек, благородный, офицер, интеллигент. Какая стать, выправка,
спортивный был! Один подчиненный подполковник не выполнил его указание. Люди
погибли. Фамилию называть не буду, этот подполковник – замечательный человек.
Другой бы начальник его просто растерзал. Романов его вызвал, сидит и минуту
молчит. Потом говорит: «Вы взяли на себя большой грех. Подумайте. А о наказании
мы потом поговорим». Идет война, берем Самашки. А
этому подполковнику еще воевать».
Джой
В январе 2000 года наши войска подходили к Грозному. Во время штурма Владимир
попал в госпиталь в Моздоке с сильной простудой. Раненых было много, палаты были забиты битком – по 20-30 человек в
каждой. Бойцы лежали в два яруса. Запах стоял тяжелый – раны гноились. Каждый
вечер после ужина Владимир пел для ребят. Во время концерта к нему обратились
два парня с костылями, раненные в ноги: «Нас было три друга с одного поселка из
Сибири по контракту». Они участвовали в штурме Грозного вместе с овчарками,
привезенными из дома.
«Друг, - говорят, - у нас погиб». Один все это рассказывал Володе, а второй
плакал.
- Снайпера били со страшной силой. Смертельно ранило нашего товарища. Собака
натянула поводок, отцепить ее было нельзя: головы не поднять – так снайпера
круто бьют. И по собаке стреляют. А та выскочит из-за укрытия, разгонится, и
вновь пятится – пытается хозяина вытащить из-под огня. Не хозяина, товарища,
если по-человечески говорить. Дергалась собака, крутилась. Мальчишку со снайперкой подозвали, чтобы перестрелил
поводок. У него ничего не получилось. Метров со ста это не просто, тем более, что поводок все время дергался, собака металась. Потом Джой (так звали собаку), кровь почувствовал. Такие собаки
все понимают: что такое выстрелы, что такое смерть. Джой
вышел из-за укрытия и пошел на пулю, на верную смерть. По собаке выстрелил
снайпер. Пес перевернулся, оставляя широкий кровавый след, прополз последние
метры вдоль тела погибшего хозяина, возле его головы приподнялся на передних
лапах, и умер, положив лапы на грудь друга.
Володя в течение часа написал песню, записал кассету и подарил ее кинологам. На
следующий день после завтрака он пытался найти этих ребят, но узнал, что они
улетели в Новосибирск. А песня… видела, как слушают ее прошедшие Чечню офицеры.
Говорят, настоящие мужчины не плачут?
Это пахнет в доме стряпней, мать печет пироги.
Снежный ком голубой с будки Джоя свисает.
Терпеливо мать ждет возвращенья домой –
Сына с Джоем она будто вечность встречает.
Возвращение
4 марта Владимир возвращался домой вместе с остатками попавшего в засаду в
Старых Промыслах Сергиевопосадского OМОНа. «Подстава, я считаю, была
капитальная», – говорит Володя. В живых осталось всего 16 человек, многие
тяжело ранены. Все вокруг было заставлено носилками. Рядом на носилках лежал
под капельницей омоновец лет 30-ти, лишившийся обеих ног. «Представляете,
радуешься возвращению, а тут такое. С каким чувством мы возвращались?
Спускаешься с трапа, вдыхаешь глубоко воздух и говоришь себе: «Ну, все, я
живой!». Душа такая - нараспашку. Все тебе нравится, когда в машине едешь
домой, кругом все так здорово, все люди – такие хорошие. Пока через неделю на
землю не опустишься. И думаешь, люди, что вы ругаетесь? Ведь самое прекрасное –
просто жить. А вы ссоритесь из-за какого-то пустяка. Вспомнишь этот Сергиевопосадский ОМОН, боже мой. Ведь мы с руками, с
ногами возвращаемся. Счастье какое! По возвращению
меня встретил водитель на УАЗике. А я – просто
зашкаленный, говорю ему: «Останавливай». Не у своего
подъезда, у другого. Я жил в милицейском общежитии тогда, квартиры не
было. Я ее 8 лет ждал. Беру свой чемодан, гитару, спальный мешок, поднимаюсь на
10-й этаж. Думаю, ничего себе, стены покрасили в другой цвет. А раньше такое
все обшарпанное было. Подхожу к своей квартире – номер
не тот. Оказался в соседнем подъезде. А жена с дочкой в окно смотрели. Видели,
как машина приехала. Подумали, кто-то приехал из Чечни в соседний подъезд».
Сойдем
на остановке,
капитан…
Хорошо, если тебя дома ждут. Ждут не всех. И не всем есть куда возвращаться.
«Ехал выступать на радиостанцию «Славянка», - рассказывает Володя, - Заскочил в
трамвай и увидел знакомого капитана. Тот предложил зайти в бар, поговорить,
через час он должен был уехать. Отвечаю: «Брат, не могу, меня столько людей
ждет, мне столько им надо сказать в прямом эфире». У него было ранение, отлежал
в госпитале, а когда пришел домой, застал жену с
другим. Ни дома. Ни жены. Выглядел он так - бледный, не в своей тарелке, еле
узнал. Собирался он в Белоруссию к матери, в село, дом поднимать. Вечером
возвращался я домой через лесок, люди думали – странный человек, что-то
бормочет, в блокнот на ходу записывает, а я написал песню:
Ну что, браток, рассказывай, как там. Я ж на гражданку
списан по раненью.
Мундир оставил. Холодно плечам. Живу бомжом по
высшему веленью.
Не сладко нам. Нелегкая судьба. Какая может быть сегодня вера?
Где за спиной стоит одна беда. И нет той славы, чести офицера.
«Честь есть, - продолжает Владимир. - Она у нас внутри. Но нет такой, как надо
бы, чтобы достойно встречали тех, кто оттуда вернулся».
Горький
остаток
«Вторая война – другая, – размышляет Владимир. – Даже пресса о ней заговорила
как об освободительной: чеченские боевики напали на
Дагестан. Правительство платит «боевые». Пошли более подготовленные
контрактники. Почему? Им хочется воевать и погибнуть? Нет. Безденежность.
Безработица. Все это заставило мужиков одевать форму. Платили не плохо.
Контрактнику – 800 с лишним в сутки, мне как офицеру – 950 рублей. Плюс
командировочные. Мы все свое получили сполна. Но было и другое. Я добивался
полгода, чтобы одному солдату выплатили эти деньги. Бывало так, что в воинской
части денег не было. На контроле выплата «боевых» не держалась. Правительству
было видимо наплевать. Сейчас, кажется, всем выплатили, вопрос решился потому,
что года 2-3 назад бунт поднялся: в Ростове - на- Дону
контрактники не могли получить деньги. И не только там. Стало больше
проверенных военных, ходивших туда по несколько раз.
Сейчас мы ощущаем, что государство нас не бросило. Мне кажется, что отпала
надобность кричать. Газманов запел песни, связанные с
войной. По телевизору это пошло. Это здорово. Стало радовать душу. Я уже не
один, кто кричит об этом».
Но есть один сухой остаток. Тот, который в душе. О нем Владимир и говорить стал
не сразу: «После первой войны нигде не говорилось ничего, молчание. И ребят
тянуло к таким же, как они. Было боевое братство. То ли я перегорел, но мне
показалось, после второй войны уже не было такого единения. Мы меньше стали
встречаться, говорить об этом. Те, кто остались живы, получили деньги. Вроде бы
немного отблагодарено. И теперь по радио поют про наших ребят. Вроде бы… ».
За этим «вроде бы» – и кома полковника Романова. И смерть по ошибке своих же. И глаза Сашка. И еще – того молоденького парнишки,
что умер на глазах Владимира, они были цвета голубого чеченского неба.
Здесь, в миру, жизнь идет
своим чередом. А для тех, кто прошел Чечню – она никогда не станет прежней,
мирной. Они собираются уже реже. И многие дома, как говорит Владимир, наедине с
собой, все чаще пьют горькую поодиночке…
______
Полковник Романов все еще не вышел из комы,
сейчас он - генерал.
