Одной виоле…



ИСХОД



Мне тебя не вернуть –
ты прости, проклиная, прости. 
Мне тебя не забыть 
и до крови закушены губы, 
и как старый солдат 
на заснеженном вьюгой пути 
я ловлю лепестки 
и целую гремящие трубы.

Ах, какая весна 
отзвенела как голос в ночи! 
И кружила пурга 
лепестками взбесившихся вишен,
но в бреду или снах 
ты как мать напевала – молчи! 
как невеста рыдала 
и плакали стены и крыши.

Я еще не убит клеветой или пулей шальной, 
я еще не распят на заре возле ратуши белой, 
не меня провели босиком по камням мостовой, 
по песку, по доске, наконец, мое сильное тело 

не скользило в пучину когда-то манящей волны, 
где как ребра трещали борта, и корежило драги – 
там где пела любовь, абордажной страшась суеты, 
и смеялась мечта на конце окровавленной шпаги…

И тебе не забыть ни гортанные крики ворон, 
ни кошачий концерт, ни органные волны напева –
этой музыки громкой как крик, как набат похорон, 
будто вопли кликуш и стенания плакальщиц белых.

Как ему объяснить, что нельзя убивать королей?
Как ему рассказать оголтелому всуе народу 
как встают из руин в серебристых стволах тополей 
купола городов больше жизни любивших свободу?

Ты святая святых на горячем как берег плацу, 
ты поэзия красок, знамен и ремней портупеи.
Если нет оправданья, слеза не течет по лицу, 
если птицы летят, и танцуют, и кружатся феи – 

это танец зимы, это жизни изысканный бал, 
где одни королевы и все как одна – Маргариты!
Это твой паладин поседел и немного устал, 
это злая старуха и песни разбитой корыто.

Это клекот орлов по над синим покровом снегов,
Это страх высоты, – но птенцы вырастают из страха.
Ты меня не забудешь, не бросишь, не сбросишь оков,
ты прелюдия жизни и жизни высокая плаха.

Ты поэзия сердца и горечь недавних разлук –
у тебя за окном голосит и беснуется лето – 
рассыпайся дождем, не грусти, не заламывай рук
даже если горьки твои слезы и солоны ветры,
даже если друзья говорят, что не ждали беды 
и мальчишка мой лук натянуть не посмеет однажды, 
на горящем песке не мои пламенеют следы 
и галдят женихи на дворе, но и это не важно…

Ты моя дорогая, ты звук и надежда – Ассоль!
Ты хранящая лампу и кремень, и трут Пенелопа.
Ты хранила, как память хранит, и тревожишь как боль 
золотые сердца и Руна тяжелеющий локон.

Ты слова на стене, как троянской колонны – навек 
в молодеющем мире, – еще доживем до пеленок!

. . . . . . .

Остаюсь. Верный паж Твой. Несчастный как все человек.
И счастливый любовник Твоей красотой осененный!


2

Не грусти если боль на поверку не очень-то боль 
и осколки свистят от когда-то священного братства.
Если лузу на части однажды разбил карамболь, 
или пепел регалии дважды спадает на лацкан…

Отгреми как набат, отстучи барабанную дробь! 
и по панцирям крыш, и по клавишам клавиатуры – 
отцвети как нарцисс, эдельвейс, словно черная кровь 
приснопамятной розы в бокале…еще партитуры

не написано в мире такой, чтоб рыдали дожди, 
ливни лили в лицо литургий океанские волны –
не проси, не надейся, не верь обещаньям, не жди 
и не бойся – мечта не оставит и кубок наполнен 

до краев… и во чреве мехов веселится лозы 
виноградная гроздь и таинственной косточки терпкость – 
не оставит следов на одежде и ни борозды 
злой клинок клеветы на камзоле твоем и на сердце.

Ты припомни, как кони фырчат и танцуют в мороз 
на ладонях твоих площадей и в смятении улиц, 
и снегурочки шепот, и дом бородою оброс – 
шевелюрой снегов, гребешками алмазных сосулек!

Ты однажды пришел как на праздник в сверкающий мир 
городов и равнин, и промолвил Господь – оставайся… 
и стоял на вершине в слезах как недавний жуир 
полюбивший принцессу и горечь прощального вальса.

Не беда если руки до крови и шкот как струна – 
только палубы всхлип, только треск кипарисовых мачт... Я –
на военной дороге – окрест полыхает война, 
злобный карлик хохочет, и смерть раскрывает объятья.

Отзвенеть как бокал золотого стекла baccarat, 
проиграть в баккара золотые – последние в мире! 
отлюбить, как отпеть, отрыдать, отзвучать как вчера
отгремели часы в городской позабытой квартире. 


3.

Что за окнами – не холодно, не жарко?
Кто за дверью? – не смолкает колокольчик!
Если лето не закончится пожаром –
значит, осень наводнением закончим!

Только берег каменист – сухие кости 
трав морских его усеивают щедро – 
будет город залож`ен, все флаги в гости –
кто такие разберемся, нам не в первый…

Этот город на костях и на болотах – 
мы до плеч вгоняли в топи эти сваи, 
развевались фалды тонкого камлота – 
треуголки за простыми поспевали!

Быть балтийцем – это шаркать мостовыми, 
подметать их то метлой, то шерстью тонкой, 
мы, балтийцы, – все как есть мастеровые –
мы Кроншлодта ненасытные потомки.

За глоток сырого ветра по над взморьем, 
за серебряное зарево залива 
наши матери платили гордой скорбью, 
нашей гордостью нам юность заплатила!

Наша юность – налегке, не остановишь – 
только ветер треплет якорные ленты, 
только девушки смеются, только брови, 
только косы, только чудные моменты… 


4.

Ты помнишь? Под вечер в потушенном зале 
поэты как веды читали свои 
стихи как молитвы, и взоры листали 
канонов канцоны и строк тропари.

Поэзия слез восхитительных женщин, 
поэзия снов и бессонность ночей, 
что простыни рвет и манжеты увечит 
строкой и слезой, и улыбкой… зачем? 

Зачем-то живем, догорая как свечи, 
как те фонари у аптек, как канал, 
что цветом в гранит и мостами увенчан, 
что сказкою был и легендою стал. 

И снова кричат непокорные струны 
и эхом звучат пароходов гудки, 
сирены машин и пожар не придуман 
души и восторга дрожащей руки. 

И сколько бы перья свои не ломали, 
как копья ломают, и рвутся как сталь
на поле баталии, в звоне ристалищ –
пусть души в клочки, но сердцам не устать –

пусть парус души искорежен ветрами – 
просолен волной, закален как булат, 
и память не смолкнет и не перестанет 
твердить тридесятое лето подряд –

как в старом как город ночном интерменто, 
как детство, как светлый немецкий мотив 
под северным небом и в зале концертной 
воспомниться снова и вновь прозвучит 

забытый напев этой песенки вечной 
о горе, о славе – чуть-чуть, о любви – 
о пенье наяд и походке беспечной, 
про слезы и розы, и скрип vis-à-vis –

чтоб вновь по мостам простучали колеса 
карет и пролеток, трамваев, авто… 

И Ваш визави с шевелюрой белесой, 
с седой бородой, в старомодном пальто. 


5

Поэзия – это такая забава, 
опасная шутка – лихая игра, 
как в омут с обрыва – там искры купавы, 
карась золотой и плотвы мишура.

Поэзия гладью по шелку, по камке, 
по душам взыскующим, песне взахлеб – 
шершавой рукой и бурлацкою лямкой –
витой бечевой и в испарине лоб.

Поэзия – это печаль интермеццо, 
рулады органа и посвист щегла, 
поэзия – жуть! и видения детства, 
тоска одиночки и грохот рулад –

по шпалам, дорогам, по чистому полю, 
по свежей стерне после скошенной ржи, 
по узкой тропинке наполненной болью 
и страхом, и памятью, и nostalgie.

Поэзия в пении ветреных сосен, 
в угольях камина и в стоне ночном, 
она отзовется – о чем ни попросишь, 
она не простит покидающих дом –

навеки, назло, безоглядно, под вечер ли,
за старческим плачем, за длинным рублем, 
поэзия – память души человеческой – 
ночной полустанок и сторож при нем, 

и старый обходчик, и деготь из буксы, 
она в перестуке вагонных колес – 
дымок паровоза и посвисты узко- 
колейки, и берег, и речка, и плёс.

В поэзии звоны хрустальных стаканов,
и белка ручная, и в яблоках еж...

Поэзию можно потрогать руками, 
но будь осторожен, – смотри, обожжешь!








_________________________________